Монохромчик весенний, одна штука

@настроение: я ненавижу автопортреты

@темы: Креатив, Фото, Я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бессонница

@темы: Картинкофлуд

---

Гайавата-фотограф

На плече у Гайаваты —
Ящичек из палисандра:
Аппарат такой разборный,
Из дощечек и стекляшек,
Ловко стянутых винтами,
Чтобы поместиться в ларчик.
Гайавата лезет в ларчик
И шарниры раздвигает,
Превращая ларчик малый
В хитроумную фигуру
Словно бы из книг Евклида.
На треногу её ставит
И под чёрный полог лезет.
Скрючившись, рукою машет:
— Ну! Замрите! Умоляю!
Странное весьма занятье.

(Льюис Кэрролл, 1857)

Upd. Как оказалось, это лишь часть истории о Гайавате-фотографе.

Читать полностью (правда, в другом переводе).

ГАЙАВАТА-ФОТОГРАФ

Из сборника Rhyme? and Reason? (1887).

В эпоху подражательства, я не вправе считать своей заслугой робкую попытку сделать то, что и так слывёт нетрудным. Любой набивший руку литератор, обладая малейшим чувством ритма, мог бы сочинять в текучем размере "Песни о Гайавате" часами. А посему, сразу заявив о невозможности отвечать на критику поэтических качеств нижеследующего стихотворения, я прошу беспристрастного читателя ограничиться лишь рамками изложенного в нём предмета.

Тут с плеча снял Гайавата
Аппарат из палисандра,
Раскладного палисандра;
А потом собрал умело
Все те части, что в футляре
Были сложены компактно:
Потянул, толкнул, раздвинул,
Отворил шарниры, петли,
Сделав параллелепипед,
Что в Евклидовых "Началах"
Во второй показан книге.

Тот уставил на треножник,
И, под тёмной скрывшись шалью,
Руку вытянув, воскликнул:
"Попрошу не шевелиться!"
Был процесс священнодейством.

Всё семейство по порядку
Должен был заснять фотограф:
Всяк из них, готовясь к съёмке,
Выдвигал соображенья,
Личные соображенья.

Первым стал Отец Семейства:
Предложил он часть колонны
Бархатной забрать завесой,
Стол обеденный придвинуть,
Чтоб удобней опереться.
В руку левую возьмёт он
Свиток или что-то вроде,
Руку правую заложит
За жилет (как Buonaparte)
И уставится в пространство,
Будто о судьбе печалясь
Птиц, застигнутых грозою.

Хоть был замысел возвышен,
Снимок вовсе не удался —
Портретируемый дёрнул
Головой, не удержавшись.

Его лучшей половине
Следом сняться захотелось,
Она пышно нарядилась:
Сплошь брильянты да атласы —
Фору дав императрице.
Села боком, преизящно,
Со слащавою улыбкой,
Ухватив букет цветочный
С пребольшой кочан размером,
И, позируя для снимка,
Верещала непрестанно,
Словно обезьяна в джунглях.
"Правда ль, я сижу спокойно?
Хорошо ль мой виден профиль?
А букет не слишком низко?
Он войдёт ли весь на снимок?"
Снимок полным стал fiasco!

Следом — Старший Сын, Студьозус:
Предложил красу изгибов
(Эстетизм изгибов тела,
По которым взор восходит)
С центром — в галстучной булавке,
В золотой булавке — с центром.
Взял у Рёскина он взгляды
(Автора "Камней Венеции",
"Семи ламп архитектуры"*,
"Современных живописцев",
И других трудов), которых
Суть он явно недопонял.
Словом, так или иначе,
Все труды остались втуне —
Был портрет его загублен.

Дальше — Старшая из Дочек:
Та была скромна в желаньях,
Попросив себя представить
В облике "красы смиренной".
Чтоб явить "красу смиренну",
Она левый глаз скосила,
Правый — опустила долу,
Губы скорчивши в улыбке
Так, что ноздри приподнялись.

Гайавата ж к её просьбе,
Крайне холодно отнёсся,
Сделав вид, что не расслышал;
А воспрошенный повторно,
Как-то странно улыбнулся,
Кашлянув, сказал: "Неважно!"
И сменил беседы тему.

Результат не стал сюрпризом:
Выглядел портрет прескверно,
Остальных сестёр — не лучше.

Младший Сын последним снялся:
Он упрямой шевелюрой,
Он лицом румяным, круглым,
Он тужуркой запылённой,
Он безудержною прытью,
Выделялся между ними.
Сёстры же его дразнили
То Папашиным Любимцем,
То Презренным Коротышкой.
Снимок вышел столь ужасным,
Что другие, с ним в сравненьи,
Удивительное дело,
Даже сносными казались.

А в конце мой Гайавата
Племя сбил в большую кучу,
(Слово "группа" здесь ни к месту),
И вдруг счастье улыбнулось —
Сей портрет удачно вышел:
Лица получились славно,
Он во всех добился сходства.

Но они вдруг напустились,
Все на снимок напустились,
Говоря, что он так гадок,
Что нельзя представить хуже.
"Всякий, видя эти лица,
Злобные, тупые лица
Может нас почесть на деле
(Если прежде нас не знал он)
За людей пренеприятных!"
(Гайавата ж так и думал,
Так и думал он, пожалуй.)
Голоса слились их вместе,
Злые, склочные, блажные,
Словно лай собачьей стаи,
Словно вой котов на крыше.

Тут терпенье Гайаваты
С обходительностью вкупе
Окончательно иссякло,
Он покинул дом счастливый.
И покинул не степенно,
Погруженный весь в раздумья,
Как уходит, весь в раздумьях,
Истинный фотохудожник:
Но оставил их поспешно,
И притом весьма поспешно,
Объяснив им в выраженьях,
В энергичных выраженьях
Кем быть нужно, чтоб остаться.
Спешно он сложил коробки,
Спешно покатил носильщик
В тачке все его коробки,
Спешно приобрёл билет он,
Спешно поезд его принял:

Так уехал Гайавата.

Стихи, добавленные позже — когда техника мокроколлоидной эмульсии стала менее распространена.

Первым, он нанёс коллодий
На стеклянную пластинку,
Ту он погрузил в кювету,
Чтоб коллодий напитался
Водным ляписа раствором.

Во-вторых, мой Гайавата,
Точно части все отмерив,
Сделал смесь воды и спирта,
И в неё с пирогаллолом
Ледяной добавил уксус,
Проявитель так составив.

И последним закрепитель
Сделал, разведя в кювете
Порошок гипосульфита,
Тот, что сам из соды сделан.
(Трудно уместить в размере,
Термин сей непоэтичный,
Помогла лишь перифраза.)

Оригинал.

HIAWATHA'S PHOTOGRAPHING

Taken from Rhyme? and Reason? (dated 1887).

In an age of imitation, I can claim no special merit for this slight attempt at doing what is known to be so easy. Any fairly practised writer, with the slightest ear for rhythm, could compose, for hours together, in the easy running metre of 'The Song of Hiawatha.' Having, then, distinctly stated that I challenge no attention in the following little poem to its merely verbal jingle, I must beg the candid reader to confine his criticism to its treatment of the subject.

From his shoulder Hiawatha
Took the camera of rosewood,
Made of sliding, folding rosewood;
Neatly put it all together.
In its case it lay compactly,
Folded into nearly nothing;
But he opened out the hinges,
Pushed and pulled the joints and hinges,
Till it looked all squares and oblongs,
Like a complicated figure
In the Second Book of Euclid.

This he perched upon a tripod —
Crouched beneath its dusky cover —
Stretched his hand, enforcing silence —
Said "Be motionless, I beg you!"
Mystic, awful was the process.

All the family in order
Sat before him for their pictures:
Each in turn, as he was taken,
Volunteered his own suggestions,
His ingenious suggestions.

First the Governor, the Father:
He suggested velvet curtains
Looped about a massy pillar;
And the corner of a table,
Of a rosewood dining-table.
He would hold a scroll of something,
Hold it firmly in his left-hand;
He would keep his right-hand buried
(Like Napoleon) in his waistcoat;
He would contemplate the distance
With a look of pensive meaning,
As of ducks that die in tempests.

Grand, heroic was the notion:
Yet the picture failed entirely:
Failed, because he moved a little,
Moved, because he couldn't help it.

Next, his better half took courage;
She would have her picture taken.
She came dressed beyond description,
Dressed in jewels and in satin
Far too gorgeous for an empress.
Gracefully she sat down sideways,
With a simper scarcely human,
Holding in her hand a bouquet
Rather larger than a cabbage.
All the while that she was sitting,
Still the lady chattered, chattered,
Like a monkey in the forest.
"Am I sitting still ?" she asked him.
"Is my face enough in profile?
Shall I hold the bouquet higher?
Will it come into the picture?"
And the picture failed completely.

Next the Son, the Stunning-Cantab:
He suggested curves of beauty,
Curves pervading all his figure,
Which the eye might follow onward,
Till they centered in the breast-pin,
Centered in the golden breast-pin.
He had learnt it all from Ruskin
(Author of 'The Stones of Venice,'
'Seven Lamps of Architecture,'
'Modern Painters,' and some others);
And perhaps he had not fully
Understood his author's meaning;
But, whatever was the reason
All was fruitless, as the picture
Ended in an utter failure.

Next to him the eldest daughter:
She suggested very little
Only asked if he would take her
With her look of 'passive beauty'.
Her idea of passive beauty
Was a squinting of the left-eye,
Was a drooping of the right-eye,
Was a smile that went up sideways
To the corner of the nostrils.

Hiawatha, when she asked him
Took no notice of the question
Looked as if he hadn't heared it;
But, when pointedly appealed to,
Smiled in his peculiar manner,
Coughed and said it 'didn't matter,'
Bit his lip and changed the subject.

Nor in this was he mistaken,
As the picture failed completely.
So in turn the other sisters.

Last, the youngest son was taken:
Very rough and thick his hair was,
Very round and red his face was,
Very dusty was his jacket,
Very fidgety his manner.
And his overbearing sisters
Called him names he disapproved of:
Called him Johnny, 'Daddy's Darling,'
Called him Jacky, 'Scrubby School-boy.'
And, so awful was the picture,
In comparison the others
Seemed, to one's bewildered fancy,
To have partially succeeded.

Finally my Hiawatha
Tumbled all the tribe together,
('Grouped' is not the right expression),
And, as happy chance would have it,
Did at last obtain a picture
Where the faces all succeeded:
Each came out a perfect likeness.

Then they joined and all abused it,
Unrestrainedly abused it,
As the worst and ugliest picture
They could possibly have dreamed of.
'Giving one such strange expressions —
Sullen, stupid, pert expressions.
Really any one would take us
(Any one that did not know us)
For the most unpleasant people!'
(Hiawatha seemed to think so,
Seemed to think it not unlikely).
All together rang their voices,
Angry, loud, discordant voices,
As of dogs that howl in concert,
As of cats that wail in chorus.

But my Hiawatha's patience,
His politeness and his patience,
Unaccountably had vanished,
And he left that happy party.
Neither did he leave them slowly,
With the calm deliberation,
The intense deliberation
Of a photographic artist:
But he left them in a hurry,
Left them in a mighty hurry,
Stating that he would not stand it,
Stating in emphatic language
What he'd be before he'd stand it.
Hurriedly he packed his boxes:
Hurriedly the porter trundled
On a barrow all his boxes:
Hurriedly he took his ticket:
Hurriedly the train received him:

Thus departed Hiawatha.

Verses added later — when the wet-plate process was less common.


First, a piece of glass he coated
With collodion, and plunged it
In a bath of lunar caustic
Carefully dissolved in water —
There he left it certain minutes.

Secondly, my Hiawatha
Made with cunning hand a mixture
Of the acid pyrro-gallic,
And of glacial-acetic,
And of alcohol and water
This developed all the picture.

Finally, he fixed each picture
With a saturate solution
Which was made of hyposulphite
Which, again, was made of soda.
(Very difficult the name is
For a metre like the present
But periphrasis has done it.)

запись создана: 26.02.2009 в 22:15

@темы: Фото, Цитаты

---

Хочется...

...горячего шоколада, тепла и выздороветь.

@темы: Исповедь маски

---

Дружественная реклама

Вышел 36-й номер литературного альманаха "Конец Эпохи"
Сайт альманаха - www.ri-print.ru	В номере: Витражи Патриархов Юрий Смирнов Правильный способ их всех уничтожить Данута Сидерос Кушать подано... Евгений Лукин Избранные "луковки" Сказки Миров Эли Бар-Яалом Рассказы Елена Касьян Франка Варэзи, говорящие зайцы и все-все-все
Художники - М.Кустовская, Ю.Меньшикова, Е.Ремизова

---

Кошкостайлинг!

ещё много

Утащено у  Поднебесный волк

@темы: Картинкофлуд

---

До понедельника включительно

---

CUCIFIX

Это последняя картинка из серии Безликих.



Конструктивные помидоры и деловые тапки, как обычно, приветствуются. С учётом обнаруженных багов я её доработаю.

@темы: Креатив

---

Отсюда

@темы: Фото, Цитаты

---

Кусок самолюбования на сон грядущий

Копалась в архивах, обнаружила это:



Тут я весенняя, дипломно-госовая, сумасшествую, примеряю на себя образы разные. Nostalgie?..

@музыка: Утекай

@темы: Креатив, Фото, Я

---

777777777777

Вставать - в семь часов утра.
Сейчас три часа утра. Организм проснулся и не хочет засыпать обратно. Говорит, что весел и бодр. Ну-ну. Как же.
А вставать - в семь часов утра, да.
Fuck.




Во что бы такое попыриться? В Дж. Мильтона? Или в историю фотографии?
Или вообще спать пойти?

@настроение: с собой в разлуке

@темы: Идиотизмы

---

Я-понял, Я-пония, Я-понцы...

Хочу фотосессию "косуха+юбка+шпильки".

Кто хочет меня как модель?

@темы: Размышлизмы, Фото

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

post-14

Спасибо, сами-знаете-кто.
Выкладываю обещанные стихи.

весенний синдром

There's a devil crawling along your floor

(Nick Cave)

Это всё – недосып, межсезонье, усталость,
Рефлексия, истерика (самая малость),
Сублимация, бред и дурное похмелье,
Отходняк после бурного слишком веселья,
Сигаретная ломка, расшатанность нервов,
Ярлычок с неприметным эпитетом «стерва»…
Это – сердце стучит, заведённое кофе.
Это всё – не любовь. Нет, совсем не любовь…

G + S

I.
Мальчик мой, как мне любить тебя так, чтобы не поломать?
Быть с тобою всегда неразлучной (то ли жена, то ли мать).
Кормить тебя молоком, давать тебе свою грудь,
Стараться тебя не поранить, стараться тебя не спугнуть.
Величие твоё, мой мальчик, будто знамя на летнем ветру.
Быть с тобой рядом – знаешь, какой это тяжкий труд?
Ты – мой безумец и гений, ты – воплощённый дар.
Ты отзываешься жаром где-то внизу живота,
Разливаешься густо по венам, как мгновенный изысканный яд.
Тебя любит, конечно, весь мир, но больше всего – я.
До тебя я была безнадёжно, бесконечно, бесцельно больна,
До тебя этот свет был слеп, как белёсая пелена.
Твоё имя – моё спасенье[1], моя жизнь, мой восторг, мой экстаз.
Ответь, чем бы был этот мир, если б в нём не было нас?
…Мальчик мой, ты постарел, скоро станешь совсем седым.
Иногда мне начинает казаться, будто ты – это вовсе не ты,
Будто ты так стесняешься слов и бессовестной наготы,
Будто пламень, горевший всегда, испугавшись чего-то, остыл.
Знаешь, я буду ждать там, где замерший белый конь[2],
Там, где снова когда-то смогу до тебя дотянуться рукой[3].
Приходи же ко мне. Приходи! Там ведь буду я – и покой,
В нашем солнечном летнем дворце, под правой от входа плитой[4].

Гала - Сальвадору

II.
Вначале не было ничего, кроме, разве что, пустоты.
А потом появилась ты, такая долгожданная – Ты.
Вспыхнула жарким светом, яркой сверхновой звездой,
Ослепила меня собой, притянула, как магнитом, – Собой.
Ты – моя возлюбленная, невеста, жена, мать[5]...
Ты – моя жизнь и смерть. Без тебя – не дышать, не писать.
Каждый мой день, каждая ночь, всё без остатка – тебе.
Каждый момент, жизни фрагмент, краткий и долгий – тебе.
Каждый мой вздох, каждый мой вдох, каждый мой выдох – тебе.
Каждый мой холст, каждая полость, каждый отрывок – тебе.
И всё, для чего есть слова во всех языках людей,
И даже то, для чего их нет – это всё, это всё тебе.
Мы были, как близнецы, сплавленные в одно.
Наше имя с тобой едино[6], и единожды нам дано.
Наши судьбы – одна линия на ладони старухи-судьбы.
Так мы жили. И была похожа на безумную сказку быль.
Но потом ты уходила, а я ждал и молчал, как немой.
…А однажды тебя привезли на старом кадиллаке домой[7].
Было одиннадцатое июня. Примерно половина четвертого.
Ты была уже совсем чужая. И мёртвая.

Сальвадор - Гала

Примечания:
1. Сальвадор (Salvador) переводится с испанского как «Спаситель».
2. На первом этаже замка Пуболь, подаренного Сальвадором своей ненаглядной Гала, в качестве украшения стоит чучело белого коня.
3. В подвале замка Пуболь – две могилы, изначально предназначавшиеся для Сальвадора и Гала. Дали не хотел расставаться с женой даже после смерти и мечтал, что они будут держаться за руки через отверстие между могилами, но потом передумал (или за него передумали – этого мы уже не узнаем).
4. Могила Гала находится в подвале замка Пуболь, под правой надгробной плитой.
5. Из воспоминаний Сальвадора Дали: «Гала меня усыновила, она меня родила, я был ее ребенком, ее любовником».
6. Дали подписывал свои картины именем «Гала - Сальвадор Дали».
7. Гала завещала похоронить себя в Пуболе, но смерть настигла ее в другом месте, в 80 километрах от Пуболя, в крохотной средиземноморской деревушке Порт-Льигат. Согласно старинному закону, принятому когда-то во время эпидемии чумы, для перевоза тела необходимо получить разрешение муниципальных властей. Дали решает тайно перевезти Гала в Пуболь. Её тело помещают на заднем сидении кадиллака. Рядом медсестра – если машину остановят, будет сказано, что Гала умерла по пути в больницу.

письмо

Ничего не просить,
Ничего не нести:
Ни крестов, ни постов
И ни ереси.
Перестать ожидать,
Вспомнить чёртову мать.
И каблук доломать
Уже на небеси.
То ли гордо взлететь,
То ли рухнуть без сил,
Как набитой сырыми опилками.
Беспрестанно гореть
Для чего-то хотеть.
Заменять
Экипажи – носилками.
Променять
Благодать
На дешёвую кладь.
Напророчить
Силки
Или бездны.
Вспомнить пряник и плеть,
Вспомнить царскую медь…
Написать – и стереть.
Бесполезно.

last tramway blues

Она не вернётся. И даже не будет сниться.
Последний трамвай – как алмазная колесница,
Увозит куда-то до далёкой границы,
Разрезающей сумерки на два куска.

Счастливый билетик – от Питера до Пальмиры.
Поставлена галочка против «объехать полмира».
Собирает на платье по нитке с мира.
(Подвенечное, белое. Где б отыскать?)

Плакаты рекламны, а лица фотографичны.
Бесследно затёрты имена и различия.
И то ли оклады, а то ли наличники
Обрамляют смятенье людей по ночам.

А город смеётся в открытые окна судеб.
И кто-то простит, а кто-то, конечно, осудит,
А кто-то докопается до самой сути.
…Ты останешься пить остывающий чай.

март-ON

Кто-то включил март прямо посреди января,
Поднял досрочно со дна брошенные якоря,
Ветром отёр небеса, светом облил города,
Роздал бродягам ключи от домов, где им ночь коротать.
Кто-то включил мне сердце на полную мощь.
Мне б с этим сердцем теперь как-то прожить смочь.
Мне бы дойти до реки, мне б посмотреться в неё.
Но не встречать всех тех обочин, где снежность гниёт!
Протанцевать по жарким камням мостовых
И восхититься фантомом клейкой первой листвы.
Мне бы не спутать (на грех) тверди земную и не-,
Не раствориться опять в концентрате любовных нег.

Кто-то включил март прямо посреди января.
Я диктую тебе по слогам. Главное – повторяй:
«Забывал, забываешь, забудешь… Забываешь… Забудешь… Меня.
Бес-по-во-рот-но».

игры, в которые

Мои эпохи зовутся
Именами когда-то любимых мужчин.
Это «когда-то» – разбитые блюдца,
Повод больше никогда не вернуться
И спокойно допрыгать до первых морщин.

Моя любовь… Нет, не вечна.
На любовь наложил мораторий наш Бог.
Вечность разбита на краткие встречи,
На ссоры и смех, на приход месячных,
На замену осенних и зимних сапог.

Моя душа – не темница.
Пятна Роршаха, Эшера холст, белый шум…
Главное – вовремя остановиться,
Не терять головы, не доламывать спицы…
Это поздно, к несчастью, приходит на ум.

Кто первым бросит свой камень?
Кто подпишется кровью под каждой строкой?
Кто исцелится, а кто будет ранен?
Столько вопросов... Бесчисленны грани.
Кидайте же кубики лёгкой рукой!

Посмотри мои сны

Посмотри мои сны!
В них бывает страшно,
В них бывает легко, тяжело, безнадёжно.
Посмотри мои сны!
Может быть, однажды
И меня уведёт в Wonderland бездорожье.
Посмотри мои сны!
На подушке осколки
Остаются с утра. Сны – прозрачны и хрупки.
Посмотри мои сны!
Я когда-нибудь робко
Попрошусь на борт чьей-то спасательной шлюпки.
Посмотри мои сны!
Ты почти что был там,
На границе того, что зовётся сознаньем.
Посмотри мои сны!
Я твержу, словно мантру:
До утра, до утра, до утра! До свиданья.
Посмотри мои сны!
Посмотри мои сны.

взаимная

Любовь взаимная,
Вне времени и места.
Ты - мне, а я - тебе.
Поочередно.
Нечестно?
Или просто первородный
Наш грех
Лежит на душах,
Как короста?

Любили ли друг друга мы?
Конечно.
Всё так, как завещал тогда
Распятый.
А я теперь
Не жду
Последней встречи.
И фото - на странице
Двадцать пятой.
Твоё.
Закладка.

за.очно

Заочная роль – это
Самое лёгкое и самое сложное,
Это самое важное
И самое ложное.
Это повод не быть со мной,
Это повод не быть вообще,
Это повод не тронуть порядок вещей
И оставить всё, как когда-то там было,
Сделать вид, что забыл.
Сделать вид, что забыла.
Насовсем, навсегда.

Заочная роль – это
Дважды искусство под сводами ревности,
Что за вычетом лести
И с прибавкою нежности.
Это театр одного актёра,
Это театр одного тебя,
Это способ играть не-любовь, не-любя
И срывать овации в замершем зале…
Там, где нет никого,
Там, где все опоздали,
Там, где есть только я.

Заочная роль – это
Быть персонажем коротких стихов моих,
И невспомненных снов моих,
Заплаканных слов моих.
Это то, что нельзя узнать,
Это то, что нельзя унять...
(в грудь забвенье бы вбить по саму рукоять)
Ну а мне остаётся нелепо молиться,
Чтобы ты не зашёл
На вот эту страницу.
Я пишу – о тебе.

люблю-XXL

От меня до тебя –
Километры назойливых строк,
Килобайты пути,
Не пришедшие в срок телеграммы.
От тебя до меня
Лишь один телефонный звонок,
Неприметное «жди»,
И засохшие бабочки в рамах.

У меня, как всегда,
Не находится смайлов и слёз,
Не находится слов
И простых (как «прости») откровений.
У тебя, как всегда,
Каждый день – деловит и белёс.
Разрушенье основ
Для тебя, в общем, дело мгновений.

Сколько будет ночей,
Проведённых без смысла и сна,
Приведённых к нулю –
Знаменателю вечнопокоя?
Это слово – «ничей –
Как горчащая в горле весна.
Это слово – «люблю» –
Будто платье чужого покроя.

сезон.дождей

Это просто – сезон дождей.
Это ведь – «я не вижу тебя по полгода».
Понимаешь, такая дрянная погода…
А со мною рифмуется слово «ничей».
Я теряю бессовестно связки ключей
От сердец и от прочих других помещений.
Я – пылюсь, как пылится музей ощущений,
Виновата от встреч и до самых разлук.
И я имя твоё забываю – на слух.
Без тебя – будто в чёртовой жажде, нужде.
«Без тебя» – это что-то, как хрип, нутряное.
Ну а я… Я не плачу, нет, нет. И не ною.
Это просто – сезон дождей.

черновик из лета

Я болею тобой
(как воспалением лёгких)
С жаром
И рецидивами.
Хочется напиться.
Нет водки, жалко.
А впрочем, негоже
Быть пьяными дивам.
Негоже плакать
(размазывать тушь),
Бояться
Чего-то и много курить.
Нервно смеяться.
О чём-то нелепом
Без стыда щебетать, лепетать,
Говорить.

Бог очертит мне утро
Пурпурной каймой.
Ну а я… Я всё так же
Болею тобой.

полюса

Она каждый раз обещает к нему не возвращаться.
Клянётся забыть и впредь никогда не прельщаться.
Не смотреть ночами на фотку (как на плащаницу).
Проститься, думает, значит, навеки проститься.
Она проглатывает слёзы, запивает их стаканом креплёного.
О, как всё банально. И как всё ну ни капли не ново!
Думает: «Сколько же можно? Надо хоть в этот раз по-иному».
Надо из себя всё вымести, как выметают мусор из дома.

Иногда ей кажется, что сердце из мышцы превращается в жесть…
Вот и слава Тебе… А то всем этим истерикам уже числа несть…
Но пищит мобильный – и будто бы дыбом встаёт шерсть.
«Привет! А что ты делаешь сегодня в шесть?»

бессказочье

Она – с поезда прямо к Нему в объятья.
Он – в строгом костюме, Она – в невесомом платье.
И было бы всё, как в той сказке у Братьев,
Да только вот дни, как всегда, сочтены.

Они любили. И их любили. Но всё это мелочи.
Это всё – как забытые перед дорогой вещи.
Прошлое – невспомненный сон, почему-то не вещий.
А они говорили друг другу: «Ты только жди!»

Они жили в «сейчас», когда друг у друга осязаемо были,
И ещё пару дней потом, пока не было пыли
На памяти о том, как они, задыхаясь, любили
И как воздух любовью беззастенчиво жгли.

Никто не знает, сколько измен за плечами у каждого.
Они входили в эту реку уже даже не дважды
И даже не трижды. Вот только однажды
Этот поезд унесёт Её навсегда.

И останутся письма, необручальные кольца,
Старые билеты в вагон-СВ.
От дороги не будет никакой пользы.
И Они перестанут быть коротким «Они».

аб.рис.ование

Она рисовала Ему птиц:
Чёрные стаи перелётных любовей.
Она знала, что ноябрь – вдовий,
Траурный месяц. На тонкости спиц
Нанизано небо, как серая пряжа.
Тоскует земля, разродившись не раз.
А Она говорила: «Я небо намажу
Гуашью, ты знаешь, синей твоих глаз».
Она рисовала Ему свет
В час, когда солнце за город катилось
(как катится мячик за старый буфет).

Он не помнил, что Она всего лишь приснилась.
А Она не знала, что Его нет.

Арифметика

Зачем-то учусь быть доверчивей к людям
И знать то, что мы никогда «мы» не будем.
Есть я и есть ты. И мой берег безлюден.
Мой компас заглючен.
Мой номер не включен.
Характер становится нервно-колючим.

И как-то недужно,
И голос простужен
И «Ты мне так нужен!»
Немного натужно.
И город в окружность
Запаян надёжно.
И грустно, и скучно,
И дьявольски сложно.

Тебя мимолётно касаюсь рукою -
И нет мне прощенья, и нет мне покоя.
Я, видно, другого (кривого) покроя.
Курю постоянно,
Веду себя странно.
И, в общем, не прячу зажившие раны.

И руки ломаю,
И паззл собираю,
И двери до рая
Зачем-то вскрываю.
От мая до мая
Болею собою.
А в мае снимаю
Себя, как обои.

А мне бы дожить до зимы, и зимою
Стать стылой, унылой и, в общем, немою.
Тогда я с лица всё ненужное смою
И стану – замёрзшей,
Под коркой пороши.
«Я ты» не равняется «мы», мой хороший…

***

Через воду, огонь,
Через чьи-то постели
Проходили, надеясь
Друг к другу прорваться.
Оставляли касанья
И шрамы на теле.
Танцевали чечётку
И грязные танцы.
Разошлись в лабиринте
Заплаканных улиц.
Рассчитались зачем-то
На «первый-вторая».
Кто кого разневолит?
Кто кого перелюбит?
Кто меня рассчитает
На «я» и «другая»?
Кто тебя перепишет
На «прежний» и «новый»?
Я не знаю, куда
Прячет утро все звёзды,
И зачем так незыблемы
Мира основы,
И бывает ли где-то когда-то
«Не поздно»…

discard after use

Как одноразовые стаканчики,
Как одноразовые шприцы,
Как одноразовые перчатки врачей,
Как однодневные линзы для глаз

(о, разнообразье вещей и пластмасс!)

Лишённая смыслов, лишённая слов,
Потерявшая цвет, позабывшая вкус,
Простая
Одноразовая любовь.
Discard after use.

Письмо Прекрасному Принцу =)

О, Прекрасный мой Принц, Вы куда-то пропали.
Вас не видно, не слышно который уж год.
Прожигаете молодость где-то в Италии?
Или ищете мудрость в колоде Тарот?

Вы умели прощаться бессовестно рано,
Я умела оставить незапертой дверь…
А теперь – ни e-mail’а и ни телеграммы.
Знать бы: где Вы, и с кем Вы, и кто Вы теперь.

Сколько было у Вас соблазнительных женщин:
Благороднейших леди, дешёвеньких шлюх?..
Кстати, Вы здесь забыли какие-то вещи.
Я при случае Вам их по почте пришлю.

Мой стиховой дневник: www.diary.ru/~Riddle-master/

---

Вопрос к метеозависимым

А у вас сейчас тоже отваливается голова?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сегодня в моём доме официально закончился Новый Год.

Мучаюсь вопросом: закончилась ли зима?

@темы: Искусство быть собой

---

Хочу любви и сердечек :)

Последний рывок?

запись создана: 05.02.2009 в 09:19

---

Почти-инсайтовое

Восхитительное ощущение: обе руки одинаково хорошо слушаются и одинаково хорошо работают.

Да, левая пока пишет и рисует более коряво, чем правая. Но тем не менее - давно забытое чувство двурукости прекрасно и удивительно. Необычайная цельность, да.

@темы: Исповедь маски, Искусство быть собой